Я помню, как-то мы были с ним в лесу Бен-Шемен, и я был на что-то очень зол. Да на все на свете! И начал выговариваться, не сдерживая себя, что все вокруг плохо, и все плохие, и я не продвигаюсь, и все силы растрачиваются впустую…
РАБАШ не перебивал, смотрел на меня, слушал, а когда я остановился, он вдруг сказал: «А почему ты не просил?!»
Он меня ошарашил. Я вдруг понял, что был полон этой злости, и я не просил, а требовал, чтобы все вокруг меня изменилось. Все, но только не я.
«Почему не просил?» — это был для него такой естественный вопрос. Почему человек не просит исправления? Не всех вокруг, а себя. Своего эгоизма, который его съедает.
Кричит, возмущается, и не просит. И не понимает, что именно в этом все дело. В том, чтобы почувствовать, что враг — в тебе, и только с ним ты должен вести борьбу. И в то же время, что «нет никого, кроме Него», и только обращение к Творцу действенно.
Но обращение должно быть из сердца, не по написанному, не молитвой, заученной по книжке, нет, а из разбитого сердца.
Я видел, как это делал РАБАШ. Он делал это все время.
Взять Творца штурмом
По своему характеру РАБАШ очень хорошо вписался бы в группу каббалистов Коцка. Он сам не раз говорил, что если бы родился раньше, то ушел бы в Коцк, к раби Менахему Менделю.
Это был отчаянная каббалистическая группа, в которой собрались те, кто хотели «взять Творца штурмом». Живущие впроголодь, коммуной. Каждый день проживающие как последний. Относящиеся друг к другу жестко, нарочито показывая свое якобы легкомыслие, пренебрежение к духовному, чтобы дать возможность товарищам для большей работы.
Таким бы и РАБАШ — живущий только во имя Цели, измеряющий себя только относительно нее.
Подходило РАБАШу и утверждение их учителя Раби Менахема Менделя: «Нет ничего более цельного, чем разбитое сердце, нет более пронзительного крика, чем молчание».
Так хотел жить и РАБАШ. Так и жил.
Тишина
Но бывало наступала тишина. Вдруг РАБАШ отключался.
Я смотрел со стороны и не понимал, как возможна такая «отключка»? Только что бежал, атаковал, не жалел себя — и вдруг тишина. Вдруг он никто и ничто.
Заканчивался какой-то период в духовном подъеме и РАБАШ замирал. Не хотел ничего ни читать, ни слышать, ни видеть. Это могло продолжаться несколько часов.
Я помню, как-то приехал к РАБАШу и вижу: сидит верхом на стуле, спиной к солнцу, замерший такой. Я даже испугался, осторожно подошел к нему, он поднял на меня глаза и сказал:
— Ну возьми стул.
Я взял стул.
— Садись.
Я сел так же, как и он.
— Посидим, — говорит он.
Сидим. Десять минут, пятнадцать. Он молчит, я молчу. Думаю: «Дальше что?» Но никаких вопросов не задаю.
Спасало нас то, что мы курили. Закурил — уже все ощущается немножко по-другому. Играешь сигаретой, начинаешь вдыхать-выдыхать. Вот так мы сидели, курили и молчали, может быть, час. Я понял, в таких состояниях главное — переждать, затаиться.
Я наблюдал, как это делает РАБАШ. Ведь мы имеем дело не с телом и не с человеком, а с желанием. Оно должно отработать себя до всей своей глубины, на всю свою высоту.
И тогда ты доходишь до состояния, когда находишься на уровне неживой материи, сливаешься с землей, с камнем, распластан, пуст. Пережидаешь, притаился. Пока, как росток из камня, не прорывается новое желание. И ты снова можешь вздохнуть, встать и продолжить атаку на Творца.
Вот так мы курили, прикуривая одну сигарету от другой. А потом он протянул руку к тумбочке, достал свою синюю тетрадь, раскрыл наугад и прочитал:
«Не имеет человек права освободить себя от этой работы, а обязан достичь такого собственного требования и стремления к «лишма», которое бы стало молитвой, ведь без молитвы невозможно этого достичь».