Когда решаешься и говоришь себе: «Это моя жизнь, это мой путь и это мой Учитель», — вот тогда-то и поднимаются внутри тебя вопросы: «А тот ли это путь? И тот ли это учитель?»

Однажды, будучи в таком состоянии, я подошел к РАБАШу и прямо сказал ему:

— Мне 34 года, я намереваюсь посвятить каббале всю жизнь. Меня волнует только один вопрос: тот ли ты Учитель, который доведет меня до цели?

Я думал, что он меня успокоит, ответит так, чтобы я почувствовал, что мне не надо волноваться, что получу от него уверенность, силу, безопасность, а вышло совсем наоборот.

РАБАШ сказал:

— Не знаю. Ты должен сам это почувствовать.

— Как?! – спросил я, почти вскрикнул.

— Сердцем, — ответил он. — Больше никак.

Учитель всех отправлял к Творцу. Никогда и никого не замыкал на себе.

Уединение РАБАШа

Раз в месяц РАБАШ уезжал от нас на два дня вТверию. Там он жил в маленьком домике у Дрори, своего старого ученика. В эти поездки не брал никого — хотел побыть один.

У каббалистов иногда наступает время, когда они должны остаться наедине с самими собой. Это называется выходом в изгнание. В прошлом у каббалистов это вообще было принято. Человек выходил из дома, ничего с собой не брал и уходил на год или два. Зарабатывал как мог, жил, где придется, держался только за Творца, потому что больше не за кого было держаться.

РАБАШ не мог себе позволить год или два, а только несколько дней. Когда он возвращался обратно, я встречал его у автобуса, нес чемодан и, не скрою, мечтал, что однажды он возьмет с собой и меня. Но предложить ему это я не смел, понимая, как важно уединение каббалисту такого уровня. И однажды убедился в этом сам.

Он был не здесь

Как-то раз, когда РАБАШ уехал в Тверию, вся наша группа вдруг решила: поедем к нему. Было это в четверг, как раз в день собрания товарищей, вот и мы решили провести этот день вместе с Учителем и устроить трапезу. Думали, что порадуем его этим.

Приехали. Подошли к забору домика, в котором жил РАБАШ, и вдруг остановились. Мы поняли, что не знаем как войти, не понимаем, вообще, почему приехали, как в нас родилась эта мысль. Нас ведь никто не приглашал. Стояли перед забором, молчали и не знали, что делать.

Вдруг кто-то сказал:

— Пусть Михаэль идет.

И все посмотрели на меня.

Я вошел в заросший сад, прошел по тропинке к дому и все время меня не покидала тревога, что пришли не вовремя, что он не звал нас. Думал: «Почему я иду, почему согласился?!»

Так и подошел к двери дома. На ней была сетка от комаров, большая, во всю дверь — я помню все, до мельчайших деталей. Я посмотрел сквозь нее, сначала ничего не увидел, а потом различил человека, сидящего на кровати. Я не сразу понял, что это РАБАШ.

Он сидел не двигаясь и смотрел перед собой. Я долго не решался нарушить тишину, но и мысль, что я подглядываю за ним, тоже не радовала. Поэтому, я тихо произнес:

— Здравствуйте, Учитель.

Он не отреагировал. Я позвал громче:

— Учитель!

Он медленно повернул ко мне голову, и я вдруг понял — он меня не видит!

РАБАШ смотрел куда-то сквозь меня, словно я был прозрачным. Помню, как у меня забилось сердце, я не знал, что делать в такой ситуации.

РАБАШ вдруг перевел взгляд вниз, на пол. Это длилось минуты две. Потом медленно поднял на меня глаза и спросил:

— А кто тебя сюда звал?

Он сказал это тихо, таким тоном, будто говорил с абсолютно чужим человеком. И я снова подумал, что надо срочно разворачиваться и уходить. И увозить всех… Но все-таки ответил:

— Учитель, мы приехали вместе. Вся группа. Мы думали…

— А кто вас звал? – перебил он меня. Сказал и снова отвел взгляд. Снова вернулся в то же состояние, в котором я его застал.

Я больше не говорил ни слова, боялся нарушить его тишину. Осторожно спустился со ступенек, закурил. Подошли ребята, они сразу все поняли, мне даже не пришлось им ничего объяснять. Мы сидели, курили и не знали, что делать.

Прошло полчаса, а может быть и больше. Мы не знали, что делать. С одной стороны, понимали, что нельзя было приезжать, не сообщив ему об этом, а с другой стороны, я чувствовал, что не могу его таким оставить, что надо ждать.

И тут РАБАШ вышел. Он уже был другим, взгляд другой, «оживший». Его глаза разглядывали нас с любопытством. Он спросил:

— Ну и что вы тут делаете?

Мы начали ему объяснять, что не хотели его тревожить, что решили в Тверии провести нашу встречу товарищей, ну и зашли заодно навестить. Подумали, как же так, быть в Тверии и не навестить.

Мы все посмотрели на РАБАШа. Он выдержал хорошую паузу, снова оглядел нас… и сказал:

— Устроим трапезу.

У всех сразу отлегло от сердца, все так обрадовались, заулыбались. Арон Бризель, специалист по трапезам, кого-то послал на рынок, кто-то уже кипятил воду, кто-то нарезал овощи, и у всех у нас было ощущение праздника.

О трапезе

О трапезе с РАБАШем нужно сказать особо. Для него это было не просто принятие пищи вместе с товарищами, это был высокий духовный процесс. И он и нам привил такое же отношение к этому действию.

Наши трапезы проходили в полном молчании. Каждый должен был концентрироваться внутри себя и говорить сам с собой.

В воздухе царило такое напряжение, что человек был вынужден сопровождать намерением каждую крошку, положенную в рот. Если бы после трапезы он захотел вспомнить, что ел, то ему было бы очень трудно ответить на этот вопрос. Пища как бы не имела никакого вкуса, ведь вкус получали не от еды, а от самого состояния.

Вот такую трапезу мы устроили тогда, в Тверии. Все ее помнят и по сей день из-за особой внутренней силы, которая исходила от Учителя.

Фрагменты из книги  «Всегда со мной»